Facebook

Транзит Урана по знаку Тельца 2018 — 2026. Прогноз — конец капитализма. Посткапитализм — новейший социализм?

6

Предлагаем вас перевод статьи Пола Мейсона (автора книги Postcapitalism) о том, что мир незаметно вступил в посткапиталистическую эпоху, где в центре находятся новые подходы к работе, информационные технологии и экономика совместного пользования.

Распевки маршей и красные флаги и партии СИРИЗА во время греческого кризиса, а также ожидание национализации банков на время возродили мечту XX столетия о вынужденном уничтожении рынка сверху. Во время большей части XX века именно таким образом левыми мыслителями представлялся первый этап экономики после капитализма. Эту силу к рынку будет применять рабочий класс — либо на избирательных участках, либо на баррикадах. Его рычагом окажется государство, и частые эпизоды экономического краха дадут для этого возможность.

Но в последние двадцать пять лет крах потерпел именно проект левых. Рынком была уничтожена плановая экономика, индивидуализм заменил собой солидарность и коллективизм, а резко расширившаяся рабочая сила мира смотрится как «пролетариат», но уже не ведет себя и не думает как таковой.

Если вы перенесли все это и при этом не любите капитализм, то это был травматический опыт. Но между тем благодаря технологиям появился новый выход, который остатки старых левых — и все, на кого они производили впечатление — должны будут принять или же от него погибнуть. Оказывается, с капитализмом покончат не насильственные методы, а что-то более динамичное, то, что уже имеется в старой системе, пусть и незримо, и то, что прорвется наружу и перестроит экономику вокруг новых моделей поведения и ценностей.


Я называю это посткапитализмом.


Замена капитализма посткапитализмом — как было и с феодализмом пятьсот лет назад, — будет ускорена внешними шоками. Как и в прошлый раз, новая экономика должна возникнуть под влиянием нового типа человеческого существа. И это уже началось.

Посткапитализм оказался возможным из-за трех главных перемен, которые принесли миру информационные технологии в последние двадцать пять лет. Во-первых, они уменьшили потребность в труде, ими была размыта граница между свободным временем и работой и ослаблена связь между работой и заработной платой. Наступающая волна автоматизации, которая немного затормозила из-за того, что наша социальная инфраструктура не справляется с ее последствиями, кардинально уменьшит объем необходимой работы — необходимой не только, чтобы выжить, но и чтобы иметь возможность обеспечить всем достойное существование.

Во-вторых, информация разъедает способность рынка верно формировать цены. Дело в том, что рынки строятся на дефиците — а сейчас информация в избытке. Защитный механизм этой системы — формирование огромных технологических компаний, монополий, причем в масштабе, невиданном в последние двести лет. Но они не сумеют долго просуществовать. Подобные фирмы строят бизнес-модели и увеличивают свою стоимость, приватизируя информацию, которую производит общество, и потому их корпоративное здание очень хрупкое — оно находится в противоречии с самой основной потребностью людей: свободно пользоваться идеями.

В-третьих, мы можем наблюдать спонтанный рост совместного производства: возникают услуги, товары и организации, больше не следующие диктату рынка и менеджерской иерархии. Самый крупный информационный продукт в мире — Wikipedia — создают бесплатно добровольцы, что упраздняет бизнес энциклопедий и возможно лишает рекламную индустрию доходов в размере трех миллиардов долларов в год.


В нишах и ямах рыночной системы большие части экономики начинают двигаться в другом ритме. Банки времени, параллельные валюты  и самоуправляемые пространства повсюду множатся, хотя экономисты их практически не замечают. И зачастую это является прямым следствием развала старых структур в посткризисном мире.

 


Экономика


Но эту новую экономику находят только те, кто ее тщательно ищут. В Греции, когда народные некоммерческие организации стали искать кооперативы по организации питания, альтернативных производителей, параллельные валюты и местные системы обмена, они обнаружили более 70 значительных проектов и сотни более мелких инициатив от совместной езды на машине до бесплатных детских садов.

Для мейнстримной экономической науки это редко представляется экономической активностью. Но эти коллективы торгуют, хотя и неэффективно, валютой посткапитализма:сетевой активностью, свободным временем и бесплатными вещами. Кажется, на такой слабой, неофициальной и можно сказать опасной вещи нельзя создать реальную альтернативу глобальной системе. Но таким же образом относились к деньгам и кредиту в XIV веке.

Новые формы кредитования,  владения, новые юридические контракты: за 10 лет возникла целая бизнес-субкультура, которую медиа назвали «экономикой обмена». Нет сомнений, что это путь к выходу — но только если эти микропроекты будут продвигать, лелеять и защищать, если работа правительств полностью изменится. И нам также надо будет изменить наше отношение к труду, к собственности и технологии. Чтобы, при создании элементов новой системы, мы имели возможность сказать себе и другим: «Это уже не просто мой механизм выживания, способ скрыться от неолиберального мира — это новый способ жить, который сейчас формируется».


Кризис 2008 года снизил на 13% общемировое производство и на 20% — глобальную торговлю. Глобальный рост оказался отрицательным — а ведь рост меньше 3% в год и так можно назвать рецессией. На Западе возникла депрессия более долгая, чем в 1929—1933 годах, и даже в настоящий момент многие экономисты беспокоятся по поводу возможной долгосрочной стагнации.


Пока из решений предлагают жесткую экономию плюс избыток денежных средств. Но это не сработает. В наиболее пострадавших странах разрушена пенсионная система, пенсионный возраст поднимается до 70 лет, а образование приватизируют настолько, что выпускников ожидает что-то подобное пожизненному долгу. Услуги разваливаются, инфраструктурные проекты останавливаются.

Даже в настоящее время многие люди не понимают истинного смысла этой «жесткой экономии». Это не восемь лет сокращения издержек, как в Британии, это даже не та социальная катастрофа, которая произошла в Греции. Это означает уменьшение социальных выплат, зарплат и качества жизни на Западе в течение десятков лет, пока они не сравняются с растущими стандартами жизни среднего класса в Индии и Китае.

Между тем за неимением альтернативной модели возникают условия для нового кризиса. Реальные зарплаты упали или стагнируют в Японии, на юге еврозоны, в США и Британии. Вновь сложилась теневая банковская система, сейчас она больше, чем в 2008 году. А 1% самых богатых становится еще богаче. Неолиберализм стал системой, запрограммированной на постоянные катастрофические провалы.

Разрушилась двухсотлетняя схема промышленного капитализма, при которой из-за экономического кризиса возникают новые формы технологической инновации, которые выгодны для всех. Прежде сила организованного труда вынуждала организации и предпринимателей больше не возрождать устаревшие бизнес-модели, а придумывать новые формы капитализма. В настоящий момент со стороны рабочей силы подобного давления нет. В результате большая часть предпринимательского класса превратилась в неолуддитов. Они имеют возможность создавать лаборатории для секвенирования генома, а они вместо этого открывают химчистки и кофейни.


Сейчас мы окружены не просто умными машинами, но новым слоем реальности, сконцентрированном на информации. Самолет управляется компьютером, его разрабатывали, тестировали и виртуально производили на компьютере огромное количество раз, и он отсылает разработчикам информацию в реальном времени. Люди на борту — если им повезло — сидят в интернете. С земли он выглядит такой же металлической птицей, как в эпоху Джеймса Бонда. Но сегодня это одновременно и умная машина, и узел в сети. Он производит информацию.


Но чего стоит вся эта информация? В бухгалтерии нет ответа на этот вопрос: интеллектуальная собственность сейчас оценивается бухгалтерами лишь на основании догадок. Для этого нужна будет форма отчетности, включающая неэкономические риски и выгоды. Что-то испорчено в нашей логике — в том, как мы даем оценку самой важной вещи на свете.

 


технологии


Великий технологический прорыв начала XXI века состоит не только в новых предметах и процессах, но и в том, что старые получают интеллектуальное качество. Информационная составляющая продуктов оказывается более ценной, чем физические вещи, из которых их производили. Но это ценность в смысле полезности, а не в смысле стоимости актива или обменной ценности. Это очень некапиталистическая логика.

Во время и сразу после Второй мировой экономисты рассматривали информацию исключительно как «общественное благо». Правительство США даже постановило, что нельзя извлекать прибыль из патентов — только из самого производственного процесса. Потом мы стали понимать интеллектуальную собственность. В 1962 году экономический гуру Кеннет Эрроу сказал, что в свободной рыночной экономике цель изобретения — создание прав интеллектуальной собственности.

И это проявляется во всех моделях цифрового бизнеса: монополизировать и защитить данные, захватить свободно обращающиеся социальные данные, созданные благодаря взаимодействию пользователей, направить коммерческие силы в те области производства данных, которые прежде были некоммерческими, выискивать прогностическую ценность в имеющихся данных — главное, чтобы никто, кроме корпорации, не смог воспользоваться этими результатами. А это, с другой стороны, значит, что экономика, которая построена на полном использовании информации, нетерпима к свободному рынку и абсолютным правам интеллектуальной собственности.

Последние двадцать пять лет экономика пыталась справиться с этой проблемой: все мейнстримовые экономические теории опираются на состояние дефицита, но самая динамичная сила в нашем мире — это сила изобилия, которая хочет быть свободной. Я видел попытки экономистов и бизнес-гуру сформулировать рамки, в которых будет понятно экономическое развитие, основанное на изобилии принадлежащей всему обществу информации. Но вообще-то их уже придумал один экономист XIX века. Его звали Карл Маркс.

Левые интеллектуалы 1960-х признают, что один текст Маркса «подрывает все серьезные мыслимые до сих пор интерпретации Маркса». Этот текст называется «Фрагмент о машинах». В нем Маркс воображает экономику, где главная роль машин — производить, а главная роль людей — надзирать за ними. В такой экономике главной производительной силой будет информация. Производительная сила автоматизированного ткацкого станка, телеграфа или парового локомотива не зависела от количества труда, затраченного на их производство. Она зависела от состояния знаний в обществе. Организация и знания вносили больший вклад в производительную силу, чем работа по изготовлению машин и управлению ими.


Это революционное заявление. Оно предполагает, что как только знание становится производительной силой, главный вопрос уже не в том, как соотносятся прибыль и зарплаты, а в том, кто контролирует «силу знания». В экономике, где машины выполняют большую часть работы, знание, запертое внутри машин, должно стать «социальным», писал Маркс. Он представлял «идеальную машину», которая существует вечно и не стоит ничего. Такая машина не добавляет издержек в процесс производства и быстро снижает цену, прибыльность и трудозатраты во всем, к чему прикасается. Если исходить из того, что софт — это машина, и что объемы памяти, пропускной способности и процессорной мощности стремительно снижаются, понятна ценность идеи Маркса. Нас окружают машины, которые не стоят нам ничего и могут — если мы захотим — существовать вечно.


В этих рассуждениях, опубликованных только в середине XX века, Маркс представлял, как информация будет храниться в неком «общем интеллекте» — когда все люди на Земле соединены общим социальным знанием, и каждое обновление этого знания приносит пользу всем. Это нечто похожее на информационную экономику, в которой мы живем. И Маркс считал, что существование такого феномена покончит с капитализмом.

 


Посткапиталистический сектор, скорее всего, будет сосуществовать вместе с рыночным сектором еще многие десятилетия, но крупные перемены уже сейчас происходят. В них станут принимать участие рынок, государство и совместное производство за пределами рынка. Но для того, чтобы это случилось, весь «левый проект», от протестных групп до либеральных партий и мейнстримных социально-демократических, должен перестроиться. И в тот момент, когда люди смогут понять логику посткапиталистического перехода, подобные идеи больше не будут собственностью левых — они станут основой нового движения, для которого потребуются новые ярлыки.

Кто этого сможет добиться? Прежде левые утверждали, что рабочий класс. Джон Телуолл, радикальный журналист, более двухсот лет назад говорил тем, кто строил в Англии фабрики, что они создают новую и довольно опасную форму демократии: «Каждая крупная мануфактура и мастерская — это своего рода политическое общество, которое не способно заставить замолчать никакой акт парламента и которое не может распустить ни один магистрат».


Сегодня все общество — это фабрика. Мы все принимаем участие в создании и воссоздании институтов, норм и брендов. В то же самое время коммуникационные сети, которые необходимы для ежедневной работы и извлечения прибыли, переполняются общим недовольством и знанием. В настоящее время эту сеть нельзя «ни распустить, ни замолчать».


Да, правительство может закрыть Twitter или Facebook, даже весь интернет и целиком мобильные сети — что способно парализовать экономику. И они имеют возможность отслеживать и хранить каждый килобит информации, нами производимой. Но они не способны восстановить заново управляемое пропагандой, невежественное и иерархичное общество пятидесятилетней давности, если только они — как Северная Корея Китай или Иран — не откажутся от ключевых аспектов современной жизни.

Это, как говорил социолог Мануэль Кастельс, все равно что деэлектрифицировать страну. Создав миллионы включенных в сеть людей, инфокапитализм создал новый двигатель исторических перемен: человеческое существо — образованное и связанное с другими.


Экономика


Это станет не просто переходом к новой модели экономики. Параллельно возникают еще задачи избавления мира от углеводородной зависимости, решения надвигающихся бюджетных и демографических проблем. Но речь идет об экономическом переходе, который запустили информационными перемены, потому что до сих пор он был на обочине. Вообще посткапитализм связан с новыми формами человеческого поведения, которые едва ли считаются уместными традиционной экономикой.

Каким же образом нам представить будущий переход? Единственная внятная параллель — заменить феодализм капитализмом, и благодаря работе генетиков, эпидемиологов и специалистов по статистике мы сейчас знаем о нем намного больше, чем пятьдесят лет назад, когда об этом переходе вели беседы лишь представители социальных наук.

Первое, что необходимо понять — различные режимы производства выстроены вокруг разных вещей. Феодализм как экономическая система строился на законах и обычаях по поводу «повинности», «обязательства». Капитализм был выстроен вокруг феномена полностью экономического: рынка. Если исходить из этого, можно предсказать, что посткапитализм станет не просто новой формой сложного рыночного общества. Но пока можно представить лишь очень примерные наброски того, каким он будет.

Я не ухожу от вопроса: уже сейчас можно набросать общие экономические параметры посткапиталистического общества, например, в 2075 году. Но если подобное общество строится не на экономике, а на освобождении человека, то в нем будут начинаться непредсказуемые в настоящий момент процессы.

К примеру, самым очевидным для Шекспира в 1600 году было то, что капитализм вызвал к жизни новые формы морали и поведения. По аналогии самая очевидная «экономическая» вещь для нового Шекспира в 2075 году будет полный переворот в гендерных отношениях, в области здоровья или сексуальности. Вероятно, там не будет даже драматургов как таковых: может измениться сама природа медиа как в елизаветинские времена, когда построили первые публичные театры.

Феодальная модель сельского хозяйства столкнулась вначале с экологическими ограничениями, а затем с большим внешним шоком — «Черной смертью». После этого произошел демографический шок: очень мало работников, которые могут обрабатывать землю, в результате чего их зарплаты увеличились, а старую систему повинностей стало трудно реализовать. Дефицит труда также привел к технологическим инновациям. Новые технологии, которые спровоцировали подъем торгового капитализма, стимулировали коммерцию (бухгалтерия и печать), рост товарного богатства (компас, горнорудное дело, быстрые корабли) и производительность (научный метод и математика).

Все это время присутствовала вещь, казалось бы, случайная для старой системы — кредит и деньги — но которая стала основой новой системы. При феодализме многие обычаи и законы основывались на игнорировании денег, а кредит на высшей стадии феодализма был греховным. Потому когда кредитование и деньги прорвались через ограничения и создали рыночную систему, это казалось революцией. А энергию новой системе дало открытие практически бесплатного и бесконечного источника богатства в Америке.

Сочетание этих факторов поставило группы людей, которые при феодализме маргинализировались — ученых, юристов, радикальных проповедников, ремесленников, гуманистов, богемных драматургов вроде Шекспира — во главе социальной трансформации. В ключевые моменты государство переключилось от торможения перемен к их стимулированию.


В настоящий момент капитализм разъедает информация. Большинство законов об информации оговаривают право корпораций держать ее у себя, право государств иметь к ней доступ, но равнодушны к правам граждан. Сейчас информационные технологии стали эквивалентом печатного станка и научного метода пятьсот лет назад, и они перетекают в другие технологии, от здравоохранения до генетики, от кино до сельского хозяйства, быстро снижая издержки.


Современный эквивалент долгой стагнации позднего феодализма — все откладываемый взлет третьей промышленной революции: вместо того, чтобы быстро автоматизировать труд, уничтожая таким образом само его существование, мы продолжаем создавать никчемные и низкооплачиваемые рабочие места. И многие экономики стагнируют.


Каким станет новый источник легкодоступного богатства? Это не совсем богатство: это «экстерналии» — бесплатные вещи и высокое благосостояние, которое генерирует сетевое взаимодействие. Это подъем нерыночного производства, распространение информации, которая никому не принадлежит, пиринговых сетей и предприятий без начальников.


Внешние шоки наших дней очевидны: климатические перемены, истощение запасов энергии, миграция и старение населения. Они меняют характер капитализма — из-за них он становится в долгосрочной перспективе недееспособным. Они пока еще не произвели эффекта, подобного «Черной смерти», но как мы видели в Новом Орлеане в 2005 году, чтобы уничтожить социальный порядок и инфраструктуру в финансово сложном и бедном обществе, не нужно бубонной чумы.


Если рассматривать глобальный переход подобным образом, нам нужен не рассчитанный на суперкомпьютере пятилетний план, а проект, цель которого — расширение сферы действия всех этих технологий, бизнес-моделей и моделей поведения, которые социализируют знание, рассеивают рыночные силы, устраняют потребность в труде и подталкивают экономику в сферу изобилия. Я называю это «Проектом Зеро», потому что он нацелен на энергетическую систему с нулевой опорой на углеводороды, на производство машин, продуктов и услуг с нулевыми предельными издержками и на снижение минимально необходимого рабочего времени по возможности до нуля.

Современные левые заняты оппонированием: они против антипрофсоюзных законов, против приватизации здравоохранения, против нефти  и сланцевого газа и так далее. Но сторонникам посткапитализма имеет смысл сосредоточиться на создании альтернатив внутри системы, на том, чтобы направлять движение к переходу, а не защищать случайно выбранные элементы старой системы.


Капитализм


В новом мире сила воображения окажется критически важной. В информационном обществе ни один спор, ни одна мысль и ни одна мечта не уйдут впустую, где бы они ни появились — в палаточном лагере, тюремной камере или в офисе стартапа.

Работа, проведенная на стадии разработки, позволяет снижать ошибки на стадии внедрения. И разработка посткапиталистического мира может быть модульной, как разработка софта. Разные люди могут работать над его созданием в разных местах, с разной скоростью и будучи относительно автономны друг от друга.


Главное противоречие сегодня — это между возможностью бесплатного изобилия товаров и информации и системой монополий, банков и правительств, которые стремятся к закрытости, дефициту и коммерциализации. Все сводится к борьбе между сетью и иерархией, между старыми формами общественной жизни, основанными на капитализме, и новыми формами, которые предопределяют, что будет дальше.


Посткапитализм


Утопия ли это — верить, что мы на краю нового эволюционного скачка за пределы капитализма? Мы живем в мире, где позволено заключать брак гомосексуалам, в котором контрацепция за 50 лет сделала среднюю женщину из рабочего класса более свободной, чем воображали самые главные вольнодумцы начала XX века. Почему же нам так трудно вообразить полную экономическую свободу?


Любой анализ человеческой истории должен допускать вероятность негативного исхода. Такой исход преследует нас в фильмах-катастрофах, в фильмах о зомби и о постапокалиптическом мире. Но почему бы нам не представить себе и картину идеальной жизни, основанной на изобилии информации, не встроенном в иерархию труде и на разрыве связи между трудом и зарплатой?


Миллионы людей начинают понимать, что им продали мечту, которая в реальности не осуществима. Они отвечают гневом — и отступают к национальным формам капитализма, которые лишь раздирают мир на части. Наблюдать за всем этим — от левых фракций в Греции, выступающих за выход из ЕС, до американских крайне правых изоляционистов, — это как видеть воочию кошмары, которые снились нам во время долгового кризиса 2008 года.

Сегодня нам нужны не просто утопические мечты и маленькие горизонтальные проекты. Нам нужен проект, основанный на разуме, доказательствах и проверяемых разработках, который встроится в ход истории и который сможет выдержать планета. И он должен начать работать.

Источник 1.

Источник 2.


Комментарий — прогноз.

Очень своевременная статья Пола Мейсона пред ингрессией, вхождением Урана в знак Тельца — 15 мая  2018  года.

С этого момента все тенденции распада капиталистической системы мощно усилятся и к моменту вхождения Урана в знак Близнецы - с 7 мая 2025 по 26 апреля  2026  — новейшая информационная посткапиталистическая мировая система будет создана.

Первые импульсы системы  посткапитализма  — уже прослеживаются на всех уровнях мировой экономики и геополитики.

Это и появление виртуальных валют, биткойна, это и виртуальные, информационные войны, это и развитие новейших производств и информационных систем — приносящих огромные прибыли, это и развитие частных космических программ и многое, многое другое.


Начнётся создание мировой системы  посткапитализма  в период с 20 декабря 2017 — момента ингрессии Сатурна  в   знак  Сатурна по 21 декабря 2020 — момента соединения Юпитера и Сатурна в 1 градусе  знака  Водолей.


Именно это соединение Юпитер- Сатурн  в   знаке  Водолея соотносится с созданием новейшей мировой и геополитической системы  Посткапитализма.


Отметим, что в  Посткапитализме  — будут очень явно и мощно прослеживаться принципы социалистической, свободной, общенародной экономики. И у России есть опыт плановой, социалистической экономики СССР.

Наиболее вероятно, что в  Посткапитализме, для ухода от критических, кризисных эффектов экономики  капитализма  будет применяться принцип Золотого сечения — 62% — плановой экономики, и 38% — свободной экономики.


Принцип Сатурна — стратегическое планирование мировой единой экономики и, — экономики Посткапиталистических стран — вполне возможен с помощью новейших компьютерных систем, суперкомпьютеров.


Начинается закат Эры разобщённого человечества. Он будет долгим. Издыхающий зверь капитализма будет биться с новым свободным миром Эры объединённого человечества не на жизнь, а на смерть.

Поэтому нам в СМИ, новостях, кинематографе рисуют мощные апокалиптические сценарии.

Нас понуждают бояться Будущего, понуждают бояться оторваться от рабских кормушек и жалких подачек капиталистической, рабовладельческой системы.


Но Будущее человечества в потенциале содержит в себе совершенно иной, намного более позитивный и гармоничный сценарий, чем те сценарии, которые уготовили нам демоны капитализма.


Начинается период строительства Эры объединённого, свободного человечества.


И станем ли мы участниками строительства этого нового, гармоничного мира или останемся рабами, решать каждому из нас.

Веры вам в свои силы, Силы Духа и стремления к освобождению от рабства.

Андрей Андреев — косморитмолог.

16 августа 2017.


 

99px_ru_wallpaper_186924_snejnij_bars_na_beregu_ozera_smotrit_na_nochnoe

Астрологический прогноз, гороскоп на август 2017 года. Прогноз по знакам Зодиака.

Related Posts Plugin for WordPress, Blogger...